Сайт газеты «Йошкар-Ола» продолжает публиковать новую повесть жительницы столицы Марий Эл, писательницы Полины Ермаковой, с которой ранее могли познакомиться читатели печатного издания «Й». Оставайся с нами и жди продолжения этой увлекательной истории.

Часть 8

– Кого? Кого простить? – Варя уже почти кричала. Но ответа уже не было.

Остался только такой знакомый и такой родной аромат лаванды, и какой-то прозрачный, теплый свет вокруг.

Проснулась Варвара от шума у входной двери. Сначала скрежет замка, затем невнятное сопение, шелест одежды, кряхтение…

– Яви-и-и-лся, – протянула она про себя и нехотя потянулась за телефоном, чтобы посмотреть время. – Пять тридцать! Е-мое! – Очарование ото сна, в котором к Варе приходила мама, улетучилось в один миг. Окно освещалось не тем прозрачно-белым светом, а лениво поднимающимся из-за горизонта солнцем.

«Прости…» – пронеслось в голове.

– Мамочка-мамочка, что же ты имела в виду? Сама прощения просила или мне велела кого-то простить? Если бы я могла простить свое прошлое. Тебе легко говорить, ты уже знаешь все, ты уже видишь истину… а мне-то как в этом разобраться? – тоска по маме вперемешку с накатывающим отчаянием и раздражением от позднего, а может быть, раннего появления Гриши подкатили к горлу.

Хотя Варя должна была обрадоваться сейчас. Мама ни разу после смерти ей не снилась. Это странно. Варвара часто слышала от других, что умершие родные или те, кого они любили, приходили к ним во снах, разговаривали, встречались, в общем. Но у нее за все почти уже двадцать лет такого не было. Варя уже начала думать, что там, на том свете, ее не жалуют, поэтому и не отпускают маму на встречу с ней, мол, дочка не заслужила этого. И Варвара с этой участью смирилась. «Конечно, – думала она, когда размышляла об этом, я ж чуть ли не отреклась от Бога в свое время. Черное дело задумала – убийство отца, теперь и маму за это там не прощают. Что ж я наделала, дура…»

Вот с этим неприятным ощущением и горьким привкусом во рту от вчерашних посиделок с Ленкой Варвара и встретила новый день.

– Ты не слишком рано пришел? – прокричала Варя, неохотно спуская ноги с кровати и нащупывая там свои любимые тапочки с пушистиками на носках, которые, как назло, почему-то разбрелись в разные стороны, подливая масла в разгорающееся Варино раздражение. – Всего-то шестой час еще!

– Ой, только не начинай! – промычал из коридора Григорий, явно стараясь проговаривать слова отчетливее, чем он был сейчас на это способен. – Ты же знаешь, конец квартала, работы просто завались. Зашиваемся.

Гриша хотел было взглянуть на жену, но что-то его остановило, и он виновато опустил глаза вниз. Но Варя успела разглядеть в них тех самых веселых чертиков, которых не скроешь, когда тебе только что было чертовски хорошо.

Почти неосознанная ревность больно кольнула прямо в ребра. Варя передернулась. Она терпеть не могла это чувство. Оно прямо жгло внутри, как будто кто-то кочергой разгребает горячие угли в груди. Отчетливой мысли, что она ревнует, не было – все было на уровне невнятных ощущений. Очень неприятных ощущений… К тому же весьма навязчивый запах перегара долетел до Вари, что еще больше разозлило ее.

– Ну, конечно, зашиваетесь, – съязвила она, придавая своей интонации как можно больше желчи.

Взлохмаченная сонная Варя уже вышла из спальни и, облокотившись на косяк, наблюдала за мужем, который с огромным трудом пытался стянуть с себя свои затасканные старые ботинки.

«Он когда-нибудь купит себе новую обувь? Смотреть уже не могу на эти уродские боты», – подумала она и отвела взгляд, чтобы больше не видеть, как Гриша, сидя на пуфике перед дверью, кряхтя и чертыхаясь, путается в разлохмаченных шнурках.

– Давай раздевайся и иди ужинать, или завтракать вообще-то уже, – она по привычке зашаркала тапочками на кухню. Видимо, этот рефлекс было уже не победить – пришел муж, значит, она идет накрывать на стол, сколько бы времени ни было, и в каком бы состоянии она ни была. Так она сама себя приучила, когда еще мечтала о благополучной любящей семье. Варя думала тогда, что если мужу будет тепло и комфортно дома, если она окутает его заботой с ног до головы, то он будет ей благодарен и любить ее будет по гроб жизни. Она боялась раньше, что если будет, как мама, все время пропадать на работе, то семья развалится. Глупо, конечно. Но вот такие наивные представления о семье были у нее когда-то. И до сих пор Варя все еще машинально подчинялась им.

Внешне все выглядело как обычно. Но! Вот именно сейчас, сию секунду, когда впервые Варя увидела маму во сне, когда столько мыслей, ощущений и эмоций сошлись в ее голове, какое-то решение все больше и больше приходило к ней. Пока еще в общих чертах, но с каждой минутой все отчетливее. Сформулировать его она пока еще не могла, но уже четко понимала, что именно сегодня, скорее всего, прямо сейчас, она изменит все.

Григорий, наконец справившись со своими ботинками, молча ввалился на кухню и по привычке бухнулся на белый табурет, покрытый цветным вязаным ковриком перед столом. Варя так же молча в одной руке держала тарелку, другой скребла ложкой по сковородке, перемешивая подогревающиеся макароны с мясом. Тяжелая утренняя тишина и обеденный запах жареной еды. Напряженная спина Вари.

– А знаешь, – вдруг проговорила Варя каким-то необычным для нее решительным тоном, даже не отвернувшись от плиты, продолжая стоять спиной к мужу. Гриша даже вздрогнул от неожиданности.

– Что? – в нетерпении спросил он. – Что «знаешь?» – По его голосу было понятно, что ничего особенного он не ждет от Вари.

Гришу просто раздражало, что она, сказав слово, замолчала. Вообще казалось, что сейчас их обоих раздражает все. Оба устали, и лучше бы сейчас не разговаривать, а молча лечь спать. Благо, пара часиков еще есть в запасе.

– В общем, так, – Варя наконец поставила перед Григорием дымящуюся тарелку с макаронами, рядом аккуратно положила вилку и отправилась обратно к плите ставить чайник. – Я полюбила другого, – быстро протараторила она и даже зажмурилась, специально не поворачиваясь к мужу лицом.

Ответа она не услышала. Гриша медленно положил вилку в тарелку и повернулся к Варе.

– Что? – снова переспросил он. Только уровень раздраженности уже понизился. В голосе было больше удивления, что ли.

– Я полюбила другого, – отчеканила Варя, проговаривая каждое слово так, чтобы ни одно из них не пролетело мимо Гришиных ушей, и наконец решилась повернуться к нему лицом.

Варвара спокойно и решительно взглянула мужу в глаза: тех веселых чертят, с которыми он пришел домой, в них уже не было. Хмель, видимо, тоже махом выветрился из головы. Гриша медленно встал и подошел к окну. На улице было уже совсем светло. Минуты три он молча рассматривал ржавые качели, которые со скрипом покачивались на ветру, подыгрывая настроению. А Варя разглядывала его напряженную спину. И ничего уже не боялась. Был лишь легкий мандраж от предвкушения. Теперь она абсолютно точно поняла, что ничего по-старому уже не будет. Сейчас она как будто с разбегу прыгнула в ледяное озеро, резкий спазм в теле от холода прошел, теперь она наслаждалась прохладой. И да, заметила Варя, на нем по-прежнему был этот ненавистный свитер. «Ну, почему он так держится за старые вещи! Почему он боится всего нового? – не к месту промелькнуло в ее голове. – Как я ненавижу это старье! Как я не хочу больше тащить его за собой…» И мамины слова вдруг светящимися буквами пронеслись перед глазами: «Освободись… Прости…»

Гриша все молчал. Казалось, прошла вечность.

– Да, ладно, – он неожиданно повернулся и совершенно спокойно сел обратно – есть свои уже остывшие макароны…

Продолжение следует.

«Записка» (часть 1), «Записка» (часть 2), Записка (часть 3), «Записка» (часть 4), «Записка» (часть 5), «Записка» (часть 6), «Записка» (часть 7).

Фото с сайта pxhere.com